Posted 29 января 2021, 15:10
Published 29 января 2021, 15:10
Modified 20 августа, 02:19
Updated 20 августа, 02:19
Воскресенье, 24 января. На часах 6:50. Я стою у входа в здание южной станции скорой помощи Белгорода на улице Шаландина. Через десять минут в смену вступает бригада интенсивной терапии. Мы договорились провести с врачом, фельдшером и двумя водителями сутки, чтобы посмотреть, как живёт и работает белгородская скорая, и рассказать об этом нашим читателям.
Врач первой категории Константин Глуховский вручил мне порцию одноразовых масок на смену и представил своим коллегам: вот журналист, будет о нас писать.
Реакция была неоднозначной. Кто-то молча, но с интересом осмотрел, а фельдшер Людмила Кияшко задала прямой вопрос: «А вы не хотите про наши зарплаты написать?.. Дали лучшую бригаду, лучшую машину — надоела эта показуха».
Бригаду мы выбрали сами — с Константином уже были до этого знакомы. Плюс хотелось попасть именно в команду, которая не работает только по коронавирусу, — в любые времена у людей полно других болячек, а в нынешние, вероятно, их даже больше.
Тем временем на планшет бригады поступает первый вызов: у бабушки в соседнем здании аритмия сердца. Идём пешком, по пути мне рассказывают, что сейчас работать стало намного удобнее:
— На планшет приходит вся имеющаяся информация по пациенту — его болячки, история прошлых выездов, симптомы, о которых рассказали при вызове по телефону. Знаешь, к чему стоит готовиться, и это экономит массу времени.
Сняли кардиограмму, сделали укол, посоветовали вызвать врача на дом.
В 7:50 планшет снова зажужжал. Вызов в наркологический диспансер на Волчанской — там мужчина жалуется на боли в сердце.
Приезжаем, поднимаемся. В коридоре у поста медсестёр — старый телевизор. Вокруг — с десяток мужичков. Волнуются.
Присматриваюсь — идёт трансляция боёв без правил. Бьётся Конор Макгрегор с Дастином Порье. На телеке — самодельная антенна. Чтобы не упала, её подпёрли двумя увесистыми книгами, верхняя — «Киммерийское лето» Юрия Слепухина. Когда Порье расправляется со знаменитым противником, мужики становятся слишком активными. «А ну тихо!» — кричит медсестра и выключает телевизор.
Тем временем пациент в палате № 6 опрошен. Боли и непонятные ощущения в груди. В августе перенёс инфаркт, в январе снова запил — родные уже не в первый раз отвезли в наркодиспансер. В 4 утра стало плохо.
Фельдшер снимает кардиограмму. Аппаратура современная — ЭКГ передаётся автоматически в кардиологическое отделение областной больницы Святителя Иоасафа. Глуховский звонит туда и просит докторов её посмотреть. Нарушения ритма и нестабильная стенокардия. Там решают, что пациента должен осмотреть врач-кардиолог ОКБ.
Приезжаем, завозим мужчину в приёмное отделение. Спускается врач-кардиолог, снова снимают кардиограмму, опрашивают, осматривают. Аритмия сердца. Обычные дела после инфаркта миокарда. Полечиться надо. Обязательно полностью бросить пить и курить. Но в областной из-за ковида таких пациентов не принимают — нужно ехать в Белгородскую ЦРБ.
В районке мест не оказалось. Отправили в новую поездку — до Октябрьской ЦРБ в одноимённом посёлке. Больница там очень красива после недавнего ремонта — для посёлка так вообще восторг. Но опять беда — мест нет, утром двое поступили, брать отказываются: «Куда нам его девать?».
На часах уже 11. Константин звонит начальству — там говорят, чтобы оставляли пациента здесь.
«Часто у вас так?» — спрашиваю по пути назад. «Да постоянно. Будто нам больше заняться нечем».
Пока возвращаемся из Октябрьского в Белгород, мне показывают «начинку» автомобиля скорой помощи. Внутри просторно, но всё необходимое, по рассказу врача, имеется. Даже внутрикостный пистолет. Когда пациент в тяжёлом состоянии и за 60 секунд найти вену и ввести в неё препарат не получается, его вводят прямо в кость.
Есть портативный аппарат для искусственной вентиляции лёгких, устройство для дозирования препаратов, отсос для отсасывания слизи — помогает улучшить дыхание, вакуумный матрас для больных с переломами, дозатор лекарств, кресло-каталка. Обязательно — защитные костюмы для работы с коронавирусными больными, одноразовые, многоразовые. Надевать их приходится почти каждую смену.
Раскрыли для меня и главный «ящик» бригады скорой, без которого в дом к больному не заходят. В том числе там есть и препарат «Метализе», который стоит около 100 тысяч рублей. Он помогает убрать тромб при инфаркте миокарда. Есть специальный прибор для интубации — помогает ввести пациенту трубку.
— Здесь есть всё основное для работы с больным. В любое время может наступить клиническая смерть — нужно, чтобы всё было под рукой.
По пути заехали к больному в частный сектор. Он астматик, бывший дальнобойщик. Немеет левая сторона, но встречает нас сам. На вопрос, есть ли во дворе собака, отвечает: «Да я сам кого хочешь покусаю». Георгий сделал укол, врач посоветовал прокапаться по сосудам на дневном стационаре. Мужчина рассказал анекдот о схожести собаки и дальнобойщика, который мы не можем здесь привести, и поблагодарил врачей.
— Разные есть люди, — рассказывает Константин. — Кто-то по-доброму встречает. А кто-то с порога даёт понять, что ты ему обязан. А чем мы обязаны? Мы не разделяем — бездомный ты или премьер-министр, любимчиков у нас нет, каждому уделяем одинаково внимания.
Спрашиваю, как изменились люди с начала пандемии. Мне рассказывают, что многих заболевших охватывает паника — непросто сидеть дома одному, градусник не выпускают, сатурацию меряют, даже если бессимптомно болеют. Кто-то уже после выписки боится заболеть и по любой ерунде вызывает скорую помощь.
— У наших диспетчеров есть опросник: есть ли температура, болеет ли кто из родственников и так далее. Приходит вызов на планшет: ковид отрицательный, контактов нет. А приезжаешь — «да у меня в соседней комнате родственник больной». А почему не сказали? Чтобы в костюмах не заходили, чтобы соседи не увидели. Так что часто бывало — едешь на вызов и не знаешь, что тебя ждёт. Есть и проблема, что вызывают по каждому пустяку. Врача пока дождёшься — а в скорой точно не откажут. Один как-то вызвал и попросил закапать ему нос: «Что же вы за скорая, если у вас капель для носа нет?!» Константин Глуховский
Диспетчер даёт добро на обед — возвращаемся на станцию. Возможность немного отдохнуть и поболтать с коллегами.
Коллектив здесь молодой, поэтому постоянно — шутки-прибаутки, подколы. Юмор — лучший способ снять стресс в такой работе.
Переехавшего с Украины врача Андрея Шкалету прозвали невезучим. Говорят, чуть не каждую смену его бригада вызывает реанимацию, что-нибудь да случится, какой-нибудь тяжёлый случай да произойдёт.
Число красивых девушек на штатную единицу здесь просто зашкаливает. Подсаживаюсь к одной из них — Вере Трубчаниновой. Она всего пять месяцев в скорой — работает фельдшером в педиатрической бригаде. Успела поездить и к ковидным больным.
— Наверное, это моё призвание. Я закончила медколледж БелГУ, потом пришла сюда. Работа в скорой — особенная. Едем на непредсказуемый вызов, со всем сталкиваемся. Сейчас стало проще — набралась чуть опыта, выдержаннее стала, ночи спокойно переношу. Хотелось бы, на самом деле, получить высшее образование и стать врачом. Правда, на бюджет очень много поступающих с высокими баллами. Чтобы поступить, нужно очень постараться. Но я постараюсь. Вера Трубчанинова, фельдшер
В бригаде Константина и Георгия освободилось место фельдшера — предлагают молодым девчонкам попробовать себя в БИТе (бригаде интенсивной терапии). Но в конце врач и фельдшер сходятся во мнении, что в их команду нужен ещё один парень. Только где ж его взять?
Рядом садится Ирина Лазарева. Педиатр, человек заслуженный, с большим опытом. Много чего рассказывает: про то, как сейчас врачей не ценят, про то, какая бестолковая порой приходит молодёжь, про проблемы скорой помощи в Белгороде. Но на диктофон говорить отказывается, хотя и «ничего не боится».
Глуховский рассказал, что как-то попал к ней по молодости на практику. Приехали на вызов, квартира на девятом этаже. Врач вручила практиканту медицинский чемоданчик и отправила пешком по лестнице. Старая закалка.
Ещё один важный «член семьи» — Ксюша. Это кошка, которая прибилась к станции и уже года четыре живёт у входа в специально собранном для неё домике.
— Начали подкармливать, так у нас и осталась. Начали котята появляться — роды принимали, раздавали. Потом собрали деньги и отвезли её на стерилизацию. Сделали домик, чтобы не замёрзла, чтобы было уютно и тепло. Прибегают покушать и её друзья. Но она кошка приличная — внутрь не заходит. Есть у нас доктор Король, она его очень любит. Ходит с ним в магазин за едой, как собака за ним бегает. Константин Глуховский
Выезжаем на Будённого. Там, по предварительной информации, бабушка впала в кому. Часть пути приходится преодолевать по Щорса. Водитель включает звуковое сопровождение, но пропустить никто не может — одна полоса вверх. У поворота на Конева полоса раздваивается, и там машины уже смещаются влево, уступая путь.
Уже после вызова спрашиваю водителя Сергея Капустина: как сейчас по Щорса ездить скорой? Тот сначала отвечает: «Очень неудобно». Но потом находит и положительные моменты.
— Едет перед тобой таксист 40 километров в час и с пассажиром разговаривает. Или кто-то в наушниках сидит — тут и сирена не поможет. Увидел как-то ролик, как водители в Белгороде пропускают скорую. Посмотрел на дату — 2018 год. На самом деле это большая редкость. В экстренных случаях выезжаем на выделенную полосу — но и там автобусы на каждой остановке «кланяются». Приходится выезжать на встречку. Сергей Капустин
За бабушкой присматривает другая бабушка. Пациентка лежит на противопролежневом матрасе, рядом стол, весь заставленный лекарствами.
Ожидали худшего, но к нашему приезду женщина очнулась. Проверили сердце, сделали укол, чтобы поднять давление.
— Большая часть вызовов — к пожилым людям, — рассказывает фельдшер Георгий Пятаков. — С началом пандемии их число ещё выросло.
К пожилым часто вызывают ночью. Днём вроде бы состояние стабильное, а как стемнеет — то дыхание редкое, то пульс не чувствуется.
Уже к концу смены — в 4 часа утра — мы приехали к 90-летней бабушке, у которой практически нет пульса. Обстановка в комнате примерно та же — стол с лекарствами как обязательный атрибут.
30 ударов в минуту. Фельдшер вколол лекарство, врач начинает изучать коробки, родственница рассказывает, что прописывал участковый. Оказалось, с лекарствами переборщили и едва не довели до плохого. Передозировка или бесконтрольный приём препарата. Но укол помогает, пульс учащается.
Ещё один постоянный контингент — любители заложить за воротник. Второй послеобеденный вызов — лежит на лавке возле церкви в бессознательном состоянии.
Пошёл мокрый снег. Вызвавший скорую прохожий попрощался. На скамейке, как потом выяснилось, 41-летний местный житель. Рядом с ним его знакомый на инвалидной коляске. Рассказывает, что тот промышляет мелким воровством в продуктовых магазинах.
Нужно вызывать полицию. Но сперва — привести пациента в чувство. В таких случаях помогает нашатырь. Только нужно человеку рот закрыть, чтобы им не дышал. Тогда оклемается быстрее.
Очнулся. Просит закурить. Потом зажигалку. Мы не курящие, помочь не можем. Тогда он достаёт из кармана зелёную зажигалку с логотипом «Пятёрочки».
Полицейских нет. Помогает повторный звонок: «Можно побыстрей, а то с нами сегодня журналист ездит».
Врачи должны дождаться представителей органов, и только потом могут ехать на следующий вызов. Константин и Георгий недовольны. Минут через десять пришла бригада — молодые ребята, два парня с девушкой. Последняя записала показания доктора, а потом спросила: «А кто тут вас снимает?..»
— Люди часто перестраховываются. Видят, что сидит на лавке или в подъезде лежит, пугаются и сразу звонят в скорую. Мы реагируем, но порой достаточно вызвать ППС. Сегодня мы единственная реанимационная бригада на город, а чем приходится заниматься.
Глуховский вспоминает занятную историю взаимоотношений с представителями правопорядка.
— Как-то на Магистральной нашли труп. Приезжаем — рядом два парня стоят. Рассказывают, что это их знакомый. Ушёл, а потом нашли его в таком состоянии. Я смотрю — а у одного обувь в крови. Звоню в полицию, рассказываю, что на месте может быть подозреваемый. Мне отвечают: «Отлично, постарайтесь его задержать». Долго тогда их ждали. Константин Глуховский
В декабре нам в редакцию сообщили, что исполняющий обязанности губернатора Вячеслав Гладков при пробежке утром возле «Ленты» заметил бездомного, вызвал спецслужбы и даже помог в скорую его на носилках занести.
Спрашиваю, правда ли такое было? Правда, рассказывает Константин.
— Это было 9 декабря примерно в 4 часа утра. Гладков заметил мужичка во время пробежки. Сам позвонил в органы, помог бригаде скорой помощи. Говорили, что полиция тогда получила «по шапке» за то, что бомжи не в приюте.
Врачебный планшет снова загудел. На бульваре Юности, 26 мужчина упал с высоты. Приезжаем. Двухэтажное торговое здание, с правого бока — пожарная лестница. Внизу на коленях, упёршись головой в асфальт полулежит мужчина. На второй ступеньке лестницы — пустая бутылка и пачка сигарет.
Фельдшер разворачивает его — синее лицо. Труп.
Звоним в полицию. Сначала решили, что мужчина упал с лестницы и сломал себе шею. Но ни на лестнице, ни на лице нет следов крови. Приехавшие после криминалисты подтвердили: почти наверняка оторвался тромб.
Но до этого приехала полиция. В лежащем рядом пакете ещё одна бутылка — полная. При себе оказались и документы, и незаблокированный телефон. Мужчине было 39 лет, одет прилично. Ещё б пить да пить.
Подходит женщина, не пряча телефон, по которому только что активно говорила. Начинает спрашивать, установили ли родственников. Полицейский спрашивает, кто она. Из ритуального агентства, отвечает. «Пожить не успеешь, а тебя уже похоронить спешат. И где она уже об этом узнала?» Видно, мимо кто-то проходил, сделал и выложил фотку — и тут как тут. Технологии 21 века.
Прийти в себя не успеваем — полицейский рассказывает, что час назад с Северского Донца до больницы не довезли восьмилетнего мальчика: катался на коньках, провалился, мужики вытащили, но в скорой умер.
Уже после выяснилось, что коньков на ребёнке не было — просто вышел на лёд. Бежали к нему метров 500, врачи спасали, как могли. Мальчишка и не утонул в итоге — воды в лёгких не было. Умер от шока.
— После смертей всегда думаешь, а можно ли было сделать что-то по-другому, чтобы спасти человека. Особенно переживаю, когда умирают дети. Пару лет назад был случай: мама готовила еду, уронила макаронину. Ребёнок — год и два месяца — подобрал её и проглотил. Асфиксия. Мы минут 40 пытались вернуть его к жизни. Но не смогли…. Константин Глуховский
Попрошу рассказать историю со счастливым концом, которая за 12 лет работы в скорой запомнилась Константину больше всего.
— Лет семь назад было. Реально — как в кино. Тогда ещё в первую городскую привезли женщину. Мы с ней очень долго возились, проводили реанимационные мероприятия. Но когда казалось, что надежды уже никакой нет, она открыла глаза и спросила: «А что случилось?»
Выезжаем по следующему вызову. На диване в квартире на восьмом этаже сидит одинокий мужчина 49 лет. Ещё в четверг он пережил инфаркт, но умудрился в пятницу сходить на работу, а в воскресенье — съездить в Таврово в гости к брату. Но от машины до подъезда своего дома по пути назад дойти нормально уже не смог.
Врачи снимают кардиограмму и звонят в кардиологию областной больницы, чтобы её посмотрели. Там уже готовят бригаду к срочной операции по установке в кровеносном сосуде у самого сердца специального стента, который его расширит.
Мужчина согласие на операцию, конечно, даёт. Осталось его доставить в операционную. Но есть проблема — он весит 140 килограммов.
Ему тяжело дышать, в груди болит. Фельдшер через катетер вводит с промежутками дозы морфина.
Для транспортировки до машины просим помощи у МЧС. Пока ждём, замечаем в комнате виниловые пластинки: «Из Германии привёз. Из Японии». Мужчина культурный, работает инженером. Жалуется, что ему завтра на работу надо, иначе без него там «всё встанет».
Ему неловко, что его будут нести. Из-за лекарств он думает, что вполне сможет дойти сам. Но в его состоянии это противопоказано.
Пришли три человека из МЧС. На носилках доносим его до лифта, дальше сажаем на табурет — лёжа не поместился… В областной кардиологии опрашивают быстро. Пациент из-за веса с молодых лет был гипертоником, но не лечился. Доктор поворачивается ко мне и как в камеру на программе Малышевой сообщает: «Вот из-за этого в 49 и инфаркт, что гипертонию не лечил». Мы с радостью доносим мысль до читателей: не запускайте гипертонию — поберегите своё сердце.
В следующий выезд просят вернуться в Октябрьскую районную больницу — туда нужно перевезти мужчину из приёмного отделения горбольницы № 2.
«Куда мы его повезём, если там мест нет?» — врач и фельдшер задают логичный вопрос, который предложили решить на месте.
Приезжаем в горбольницу, там нас ждёт большой мужчина лет за 50 после 20-дневного запоя. Он подключён к кислороду, его всего трясёт, он жалуется, что темнеет в глазах. Медсестра подносит к носу ватку с нашатырём, потом вручает его мужчине: «Подносите к носу». Тому с большим трудом, но всё же удаётся ватку перехватить.
В районных больницах пациента принять пациента не могут. Пока врач второй больницы обзванивает коллег, осматриваюсь в приёмном отделении. Тут все в защитных костюмах, масках, у многих — и пластиковые на глаза. В углу лежит полная женщина, которой из-за её веса не смогли сделать компьютерную томографию.
Тем временем нашего мужчину решили отправить назад в наркологический диспансер. Оказалось, что родные привезли его сразу туда и там он упал в обморок. Отвезли на скорой в ГБ № 2, где исключили коронавирус и решили, что в реанимацию его тоже отправлять ни к чему.
В районках места так и не нашли — везём мужчину назад в наркодиспансер. По пути он жалуется сидящему рядом, кажется, племяннику: «Вот я вам проблем нажил…»
В диспансере просим помочь поднять его на третий этаж. Врач попросил лежащих там мужиков — те мигом собрали «бригаду», видимо, в этом заведении у пациентов всё строится на взаимной поддержке и взаимопомощи. Но дежурный врач возвращению пациента не рад: «Что я смогу с ним сделать, он же у меня умрёт».
Уезжаем, через час узнаём, что мужчина снова потерял сознание и умер — оторвался тромб. На сленге врачи порой называют это «тромбанул».
На дворе ночь — а у нас новый вызов на перевозку. На этот раз — из госпиталя для ветеранов войн в Белгородскую ЦРБ.
Приезжаем: та самая полная женщина из приёмной горбольницы. Коронавируса у неё не выявили и почему-то отправили в госпиталь для ветеранов войн. А здесь нужен кислород, пациента в таком состоянии лечить возможности нет. Поэтому решено перевозить в реанимацию районной больницы.
Стоящий рядом муж рассказывает, что женщина как раз в Белгородскую ЦРБ и поступила вечером и за шесть часов «прошла все круги ада».
Белгородская ЦРБ — больница особенная. Там реанимация находится на втором этаже. Лифта нет, носить людей приходится по лестнице. Пациентка тоже весит 140+, снова вызываем на помощь спасателей.
Приезжают два молодых паренька из района. «Что-то вас много», — шутят врачи. «Справимся, — отвечают. — в прошлый раз за 200 кг был».
Заносим женщину в коридор. Врачи и мчсники удивляются — у стен на ступеньках стоит деревянный пандус. «Ничего себе! Цивилизация!» Шутки шутками, но завозить по ним тяжёлого пациента намного легче, чем нести на носилках.
Если бы ещё возить столько из одной больницы в другую не приходилось. Пандемия, ковид-госпиталь — это всё понятно, но мне, как постороннему человеку, кажется, что районные больницы с наплывом пациентов справляются с трудом, а их взаимодействие с горбольницей так до конца и не наладили. 27 января на брифинге в депздраве рассказали, что при стабильной ситуации с коронавирусом ковид-госпиталь в ГБ № 2 закроют. Это очень хорошая новость и для врачей, и для пациентов.
Два часа ночи. «Теперь можно и поужинать», — радостно сообщает Глуховский.
Возвращаемся на базу. У дверей встречает тоже не отказавшаяся бы перекусить Ксюша. В вестибюле сидят ожидающие вызовов бригады. Кто-то заполняет документы, кто-то рисует для сына картинку к уроку английского языка.
Помещение южной станции скорой помощи Белгорода требует ремонта. Обещают, что он начнётся уже в феврале, а скорую временно оттуда уберут.
Разговорились с другими бригадами. Рассказали мне пару врачебных шуток, которые попросили в тексте не упоминать.
— Нормальные сюда не приходят, — продолжают шутить. — Но если ты полтора-два года в скорой выдержал, то уже никуда не уйдёшь.
— Очень важно найти «свою бригаду», — делится Георгий Пятаков. — Когда работаешь вместе с близкими по духу людьми, то и выдержать их сутки проще, и в работе взаимодействие выстраивается быстрее.
Спросил про зарплату. Рассказали, что с «ковидными» у фельдшеров выходит около 40 тысяч. А так — 23 тысячи, у водителя — 21, у врачей побольше. Все подрабатывают в свободное время. Водитель Сергей Капустин уже 13 лет совмещает с работой в такси, Константин Глуховской, который в скорой уже 12 лет, — по медицинской части в другой организации.
— Когда пришёл в скорую помощь, в ординатуру, у меня зарплата была 5 000 рублей независимо от часов, ночных и т. д. Но уже была семья. Я в четырёхдневные промежутки начал подрабатывать. С тех пор так и продолжаю. Константин Глуховский
Георгий Пятаков пришёл в скорую четыре года назад. Вместе с другом в своё время пошёл учиться в медицинский колледж, после для работы выбрал скорую помощь. Не жалеет. Жена у него — тоже медицинский работник.
У Глуховского жена — тоже фельдшер, работает в инфекционной бригаде скорой помощи. Мне рассказывают, что процентов 70 работников скорой заводит семьи именно «среди своих» — у медиков находится время только на медиков.
Ночью вызовов меньше, можно и отдохнуть немного в маленькой комнате с пятью кроватями. Перед этим смеётся водитель одной из бригад: «А не хотите написать о том, что у нас на кроватях из матрасов пружины вылезают? Я себе штаны порвал». Пишем. Уверены, что при ремонте это поправят.
За ночь было ещё два вызова. В шесть утра бригада идёт «сдаваться» — чемоданчики с лекарствами пополняются и возвращаются в машину для новой смены.
«Ну как? Понравилось?» — спрашивают меня. «Понравилось» — неправильное слово. Здесь точнее подходит «впечатлило». Работа в скорой очень тяжёлая, выдержать этот непрерывный поток больных людей в течение суток может только подготовленный и любящий своё дело специалист.
Но за свою журналистскую работу во время этой воскресной смены мне немного стыдно. Что-то недоспросил, какие-то фотографии забыл сделать. Потому что, когда на кушетке в машине лежит умирающий человек, не думаешь, как это запечатлеть и что ты об этом напишешь, а просто берёшься за ручку носилок и тащишь вместе со всеми.