Борисовский Тихвинский женский монастырь VS заповедник «Лес на Ворскле» – одна история

История развивается по спирали. А может быть по кругу, или даже по синусоиде. Ну, знаете, как это происходит в России - храм-бассейн, бассейн-храм, и так далее. Когда Я писал статьи об экскурсиях на завод Борисовской керамики и в заповедник Лес на Ворскле, прочёл много информации по истории заповедника, и его непростых взаимоотношениях с Борисовским Тихвинским женским монастырём, который сейчас начали восстанавливать рядом. Их история оказалась тесно переплетена. Причём не только географически.

История заповедника "Лес на Ворскле" и Тихвинского женского монастыря начинается фактически одновременно. Борисовская женская обитель и "Заказная роща" появились на рубеже семнадцатого-восемнадцатого веков благодаря одному человеку - графу Борису Шереметеву. Будучи фельдмаршалом Петра Первого он участвовал в Полтавской битве. Во славу победы над шведами он и основал Богородицко-Тихвинский женский монастырь. По преданию Пётр Первый гостил пару месяцев у графа в подаренном ему Борисовском имении. И лично выбирал место для обители, взобравшись на холм над Ворсклой.

А лес на соседнем холме граф Борис Петрович, следуя природоохранным указам царя сделал заповедным, охраняя от вырубки, охоты и выпаса.

Поначалу немноголюдный женский монастырь в 19 веке стал разрастаться, развивая церковные промыслы и активно отстраиваясь. Иконопись, киотный, позолотный и иконообдельческий промыслы славили Тихвинскую обитель в соседних областях и приносили достаток.

Соседство монастыря с "Заказной рощей" очевидно шло на пользу и ей, создавая для леса дополнительную защиту от незаконной вырубки вырубки и охоты.
Так описывали современники порядок посещения "Заказной рощи" в дореволюционный период: "Вход в «Заповедь» для посторонних допускался только по особым билетам, выдававшимся лесной конторой, правда, бесплатно, но после обстоятельного опроса о целях и намерениях посещения леса. … Нечего и говорить о том, что в «Заповеди» воспрещалась всякая потрава, обламывание сучьев, охота и прочее; в ней запрещалось даже собирать грибы и ягоды, росшие и зревшие там в изобилии."

После октябрьской революции 1917 года ситуация изменилась кардинальным образом и для леса и для обители.

Лишённый своих церковных промыслов монастырь быстро захирел, в начале двадцатых у монахинь было экспроприировано всё мало-мальски ценное.
Из описи: "23 фунта серебряных предметов - две чаши, две дарохранительницы, два креста, ризы с икон и т.д., множество медных предметов (ризы с икон, тарелки, крест, подсвечники и т.д.), а также ковры, дорожки, покрывала, платки, набедренники и епитрахили, стихари и подризники и проч."

Монахинь разогнали в 1923 году, четыре храма разобрали на кирпич, монастырь прератил своё существование. В пустующие помещения монастырской больницы заселили беспризорников, организовав на территории ДетДом и приписав к нему все оставшиеся хозяйственные постройки.

Монастырское кладбище было распахано в начале пятидесятых, на его месте был посажен яблоневый сад.

"Заказной роще" повезло немного больше. От вырубки в лихие годы её спасло подвижничество профессора Сергея Ивановича Малышева. Уроженец Курской губернии, получивший образование и преподававший в Юрьевском (ныне Тартуском) и Санкт-Петербургском университетах, Серей Иванович в 1919 году по направлению Естественно-научного института им. П.Ф. Лесгафта (Петроград) переезжает в слободу Борисовка для организации Зоопсихологической станции.

Занимаясь психологией перепончатокрылых насекомых профессор проявил активную гражданскую позицию и личное мужество, защищая бывшую графскую Заказную рощу от вырубки.
«В начале работ заповедника, - докладывал С.И. Малышев на 1-м Всероссийском съезде по охране природы в 1929-году, - приходилось выдержать с окрестным населением героическую борьбу, доходило до того, что своими руками отбивали лес от порубщиков».

На месте зоопсихологической станции в 1924 году был организован заповедник "Лес на Ворскле".

Впрочем ненадолго.
В начале тридцатых профессора Малышева по доносу чуть было не объявили врагом народа. Его «дело» было поручено начальнику районного управления НКВД Медведю. Товарищ Медведь оказался на удивление честным сотрудником органов. Для ареста профессора пригласили с докладом в областное управление НКВД. Однако, доклад был столь блестящим и убедительным, что Сергей Иванович не только не был арестован, но ему даже были выделены средства на устройство ограждения заповедника. Тем не менее, в начале тридцатых годов С.И.Малышев, как «поповский сын» был уволен и из Естественно-научного института им. П.Ф.Лесгафта и из заповедника. Семья академика до 1932 г. еще жила в Борисовке, а затем перехала в Ленинград.

Участь Зоопсихологической станции была предрешена, заповедник ликвидировали.

Новейшая история заповедника начинается в 1979 году.
Ему снова был присвоен государственный сттус. Была обустроена усадьба, метеорологическая станция, построены лаборатории, гостиница для научных сотрудников и корпуса для студентов. Советское государство в годы стабильности и застоя не жалело денег на естественную науку.

Всё кончилось с развалом Союза. В девяностые годы заповедник практичесски перестал получать финансирование, существуя только благодаря энтузиазму немногих оставшихся при нём работников. Местное население использовало лес для пикников и охоты. К началу двухтысячных в "Лесу на Ворскле" не осталось ни одного дикого кабана, популяция косуль тоже стремилась к нулю.

Новое тысячелетие заповедник встречает с осторожным оптимизмом, постепенно возвращается финансирование, возрождаются научные программы, укомплектован штат егерей, следяших за охраной. Команда егерей набрана в основном из неравнодушных местных жителей, прекрасно знающих как местность, так и местных браконьеров. Браконьерство и вырубка сейчас практически исключены на охраняемой территории.

Впрочем не всё радужно. Ставка научных работников заповедника - 6 000 рублей. Спасает только энтузиазм и возможность работать ещё на пол ставки. Территория усадьбы по прежнему в плачевном состоянии, до советского благополучия очень далеко. Ещё одна причина для беспокойства появилась у научных сотрудников с неожиданной стороны. Рядом с заповедником в пустующие корпуса заброшенной школы-интерната два месяца назад заселились монашки. Интернат был потомком того самого ДетДома, что появился на месте разорённого Борисовского Тихвинского женского монастыря. Дореволюционное здание монастырского госпиталя сохранилось до сих пор.

Десант из десятка рязанских монашек с благословления местной Епархии стал обживать заброшенные постройки. Июнь 2014 года можно считать датой возрождения обители. Средств к восстановлению, правда, катастрофически не хватает, до недавнего времени у монастыря даже не было церковных колоколов, настоятель с помошником били молотком по самодельным, сделанным из газовых баллонов, созывая на службу. Недостаток финансов монахини компенсируют активным продвижением в сети. У Борисовского Тихвинского женского монастыря целых три (!) активных сообщества Вконтакте, в которых послушницы делятся ходом ремонтно-восстановительных работ и сценами из монастырского быта.

Их активная жизненная позиция вызывает всё большее беспокойство у соседей-учёных. Ведь фактически монашки могут претендовать на солидную часть охраняемых ими земель. Например старый заброшенный сад когда то был монастырским кладбищем, вырытый там памятник одно время даже прослыл чудодейственным и стал местом для паломничества страждущих.

Дендропарк, что через дорогу от усадьбы заповедника, и вовсе стоит на территории интерната/монастыря. И монахини сейчас ведут там себя как дома. Формально они могут быть правы. По закону о возвращении церковной собственности РПЦ имеет право претендовать на эти земли, если остался хотя бы фундамент от её построек.

Сейчас научные работницы из заповедника и монашки из обители лишь ревниво посматривают в сторону друг друга через дорогу. Ни у тех ни у других нет сил и средств отстоять свои претензии. Как повернётся ситуация в будущем и кто кого выживет - кто знает.

А может быть у них получится жить в добром соседстве, сосуществуя в мире?