Posted 21 ноября 2016,, 12:41
Published 21 ноября 2016,, 12:41
Modified 14 декабря 2023,, 16:00
Updated 14 декабря 2023,, 16:00
Александр Филатов. Сапожник Егор Сергеевич и его жена...
АЛЕКСАНДР ФИЛАТОВ (1943-1988)
САПОЖНИК
Рассказ
Солнце садилось, мягко освещая западные стенки хат и западные склоны белесых меловых холмов. Тени от телеграфных столбов слились в одну длинную линию. И было любопытно наблюдать, как по воле того же солнца линия сначала покрывалась заусеницами, а потом рвалась на равные отрезки.
Егор Сергеевич, глядя на эту линию и видя все её превращения, больше всего думал не о природном явлении, а о тех заусеницах, что словно хищные шипы, вцепились в его слабеющее тело. Годы делали их более жесткими и костистыми. Подколы нарывали где-то в глубине поясницы и в глубине души, долго зрели, принося мучительную боль, а потом разом лопались. Становилось легче — отпускало спину, суставы делались подвижнее, но вместе с этим душа загоралась нестерпимым огнём. Наступали вязкие часы монотонного хождения из угла в угол...
Он не спал вторые сутки, меряя шагами небольшую комнатуху и бормоча под нос грустную песенку о красавице Олечке. Жена его, Анна Степановна, молчаливо мучилась с ним и примерно через равные промежутки времени повторяла:
— Егор, а Егор, может, сбегать за фершалом?
— Не надо, мать, — говорил он и продолжал напевать:
— Олечка, красоточка, деточка моя...
— Ну, Егор, и хватит бы! Сердце холонет... Али на улицу вывести? На воздушек?
— Не надо, мать. Само уж как-нибудь того, пройдёт.
— Ох ты, сила небесная, что же ты допускаешь? — шептала Анна Степановна, поднимаясь с неразобранной кровати и зажигая свет. — Ну, вoт видишь, только три часа, Егор. Да ладно, чего там валяться!
Она варила крепкий чай, пекла ноздреватые пампушки всё под ту же «Олечку», а потом с полчаса усаживала мужа на жёсткий стул с прямой спинкой. Он постоянно вздрагивал всем телом, иногда постанывал, наконец, примостившись, покрывался холодной испариной. Они пили чай по старинке: разливали в глубокие блюдца, мочили куски сахара в кипятке, потом, посасывая, запивали ароматной жидкостью. Делалось всё это без единого слова. И только когда посуда была опрокинута вверх дном, Егор, будто бы нехотя, спросил:
— Что же дальше делать будем?
— Дальше? А дальше-то ясно! Сапожничать начнём. Потом Брюхановой Наталке сапоги резиновые заклеим, потом...
Егор Сергеевич перебил жену:
— Потом, — говорил он тихо, — я отнесу Наталке сапоги, Яше ботинки,..
— Да, отец, отнесёшь... Кому ж еще нести, как не тебе?
— Они мне спасибо скажут и... А что не так, мать?
— Так, так. Всё так! Только б ты потом домой лучше шёл. Кто ж тебе тут мешает? Тихо у нас, мирно, а я и поесть сготовлю, как надо. Хочешь, курёнка зарублю? С тушёными кабачками — курёнок... Только б не валялся ты! Или дома спать негде? Ложись, где душе угодно! Только б не валялся, Егор, а?
— Ты же, мать, всё понимаешь, а вот опять докорять принялась. Ладно, молчу, помоги подняться.